Понедельник, 23 февраля 1942 г.

Моя дорогая Ирен,

Простите, что я обманул вас: когда я спустился снова, чтобы еще раз обнять вас, я уже знал, что это будет сегодня. По правде говоря, я горжусь своей ложью: вы могли убедиться, что я не дрожал, я улыбался, как всегда. И я иду на смерть с улыбкой, как на новое приключение, может быть с некоторым сожалением, но ни угрызений совести, ни страха во мне нет.

Честно говоря, я так давно вступил на путь смерти, что возвращение в жизнь мне кажется во всех отношениях трудным, пожалуй, даже невозможным. Моя дорогая, думайте обо мне как о живом, не как о мертвом...

За вас я не боюсь. Придет день, когда вы уже сможете жить без меня, без моих писем, без воспоминаний обо мне. В этот день мы соединимся с вами в вечности, в истинной любви. А до этого дня мой духовный образ - единственно реальный ! - всегда и везде будет с вами.

Вы знаете, как я люблю ваших родителей, ставших и моими. Благодаря таким французам, как они, я узнал и полюбил Францию - МОЮ Францию. Пусть моя гибель будет для них не горем, а гордостью. Я очень люблю Эвелину и верю, что она сумеет жить и работать для новой Франции. С братским чувством я думаю о семье Манн. Постарайтесь смягчить весть о моей гибели моей матери и сестре. Я часто с нежностью думал о них и о своем далеком детстве. Передавайте всем друзьям мою благодарность и мою привязанность.

Не надо, чтобы моя смерть была поводом для ненависти к Германии. Я боролся за Францию, но не против немецкого народа. Пусть после войны нашей памяти воздадут должное- этого достаточно. Впрочем, наши товарищи музея Человека нас не забудут.

Моя дорогая, я уношу с собой воспоминания о вашей улыбке. Постарайтесь улыбаться, читая эти строки, как улыбаюсь я, дописывая их. Только что посмотрел в зеркало и увидел себя таким же, как всгда. Вспомнил четверостишие - я его сочинил несколько недель тому назад:

По-прежнему буду бесстрастен
И понапрасну смел,
Когда двенадцать винтовок
Возьмут меня на прицел !

Да и вправду, нет в этой смелости никакой заслуги. Для меня смерть - только завершение большой любви, переход в истинную Реальность. На земле эту Реальность для меня воплощали вы. Гордитесь этим ! Храните мое обручальное кольцо - последнюю память. Я поцеловал его, прежде чем снять. Хорошо умереть в полной силе, с ясным умом, владея всеми своими способностями... Такой конец для меня безусловно - самый подходящий. Лучше умереть так, чем неожиданно пасть на поле боя или мучительно гибнуть от неизлечимой болезни.

Кажется, я сказал все. Уже пора идти. Я видел некоторых своих товарищей. Они все держатся отлично. Меня это очень радует. (...) бесконечная нежность к вам подымается из глубины моей души...

Не будем жалеть о нашем бедном счастье, оно так ничтожно перед нашей радостью. Как мне светло... Вечное солнце встает из смертельной бездны.

Я готов, я иду. Я расстаюсь с вами, чтобы вновь обрести вас в вечности. Благословляю жизнь за все ее щедрые дары. Ваш Борис.

Последнее письмо Бориса Випьде своей жене Ирене, написанное из тюрьмы Фрезн за несколько часов до расстрела. В понедельник утром 23 февраля 1942 года Ирина приехала в тюрьму, чтобы повидать Бориса и отдать ему чемодан. Вместе они провели три четверти часа. Затем, когда Ирина уходила, она ждала, что охранники вернут ей чемодан, но ее предупредили, что Борис сам принесёт его ей. В это время

состоится в этот день после полудня. Борис вернулся к жене очень"спокойный, отдал ей чемодан и обнял её в последний раз. Потом он вырвал два листка из блокнота, лежавшего в её сумке, сказав: «Этого достаточно".   Ирина Вильде ушла, ни о чём не беспокоясь. На тех двух листках было написано последнее письмо от Бориса.

Из десяти приговорённых к смерти из группы музея Человека троим женщинам ; Ивонне Одон, Сильветте Лелё и Алисе Сижоне смягили наказание : смерть заменили в Германию. Казнь 7 человек проходила 23 февраля в 17 часов в Монт-Валерьяне. Так как там было лишь столба, четверо приговорённых были расстреляны первыми: Жюль Андриё, глава колледжа Бетюн, Жорж Итье, начальник по перевозке грузов   девятнадцатилетний Рене Сенешаль по прозвищу «сорванец», бухгалтер колледжа Бетюн. Борис Вильде, Анатолий Левицкий, антрополог в музее Человека, и фотограф Пьер Вальтер были расстреляны последними. Умирая, они пели «Марсельезу».

На следующий день, узнав о смерти Бориса, Ирина вместе со своей сестрой Эвелиной пошла к адвокату Бориса, господину Кралингу. Он рассказал о последних минутах приговорённых и добавил:Я не знаю мадам, был ли ваш муж верующим, но его смерть была душеспастительной", Затем она посетила аббата Стока, немецкого духовника при тюрьме, который был с приговорёнными до их последней минуты. По свидетельствам священника, во время пути от тюрьмы до Монт-Валерьяна Борис говорил : Я не боюсь. Я буду смотреть смерти в лицо. Что есть смерть? Маленький мост, который надо перейти ». И аббат Сток заключил: «Я видел столько смертей Французы умирают славно, но я не видел никого, кто умер бы, как те семеро».